Как я провёл лето (на сайте журнала)
Русский репортёр. 14 августа 2008

Как я провёл лето

Дмитрий Виноградов

Четверо талантливых детей — очаровательный раздолбай Павел Смирнов, мамина помощница Ани Манукян, будущий оперный певец Никита Гусев и настоящая цыганка Сильвия, приехавшая в Москву на заработки с табором из Закарпатья, — по заданию «Русского репортера» внимательно записывали и фотографировали все, что происходило с ними этим летом. Получилось не школьное сочинение, а пронзительное описание.

[. . .]

«Я стану известным оперным певцом»

Никита Гусев, 12 лет

Последним днем в школе было тридцатое мая, и сразу же после него, со второго июня, у меня начался хоровой лагерь. Я не мог его дождаться, отсчитывал дни, когда закончится школа и наконец начнется лагерь. Потому что там можно репетировать, а после поиграть с ребятами в футбол. Проходит лагерь в здании нашего хора, там же, где мы всегда занимаемся. Длится 17 дней. Это очень полезные для хора занятия, так как мы успеваем провести 17 хоровых репетиций, выучить новую программу, закрепить старую. Еще лагерь — это когда мальчики, поющие в концертном хоре, принимают более младших мальчиков из среднего хора. Так называемых кандидатов. Каждый мальчик из концертного хора берет себе подшефного, этого самого «кандидата», и учит всему, что умеет сам. Произведениям, партиям.

Я приходил со своим подшефным к 9 утра. Нам давали класс, и там я разучивал с ним песенки. Аккомпанировал ему на фортепьяно, помогал все правильно спеть. Потом он сдавал то, что мы разучили, нашему художественному руководителю Вадиму Александровичу. Тот выставлял «кандидату» оценки: 3 балла — «отлично», 2 — «хорошо», 1 — «удовлетворительно». Я уже три года в летнем лагере занимаюсь с подшефными, и пока ни один из них меньше «отлично» не получал.

А в конце хорового лагеря для всех, кто в нем занимался, — и для «кандидатов», и для нас — есть хоровой магазин. Каждый класс превращается в ларек, учителя превращаются в продавцов. Есть ларьки с хозтоварами, с пищевыми продуктами, с бакалеей — в них заработанные за все время лагеря баллы превращаются в хоровые деньги. Баллы дают за ежедневные репетиции и поведение на них. Плюс за каждого подшефного дают двойные баллы. То есть если твой ученик получил 3 балла, то тебе зачисляется 6. Но на 6 баллов можно купить разве что сухарики какие-нибудь.

Я в этом году заработал 97 баллов. Обменял их на хоровые деньги и купил себе новую теннисную ракетку. Мне как раз очень надо было. Еще прикупил прикольную электрическую зубную щетку за пять хоровых рублей. Две пачки жевательных «мишек», ну и всякие мелочи.

В этом году у нас был рекордсмен, который набрал 139 баллов, — Даня Романов, в альтах поет. Он за 110 хоровых рублей купил себе настоящую рацию, такая в городе 2 тысячи стоит. Вот. А у меня не получилось столько баллов набрать, потому что голос — это голос, но я себя вечно очень плохо веду на хоре, мне Вадим Александрович делает много замечаний. Я постоянно отвлекаюсь, разговариваю с кем-то в перерывах между пением.    

Хоровой день строился так: полтора часа репетиций, затем перерыв на 15 минут и еще полтора часа. После этого были игры — хоровое лото, кроссворды. За участие в них давали призы. А в конце вручали специальные премии. Я получил «Золотой голос хора» и микрофон для караоке в подарок.

Думаю, что у меня в хоре больше друзей, чем в школе. В школе — человека два. В хоре — человека четыре. И еще много приятелей.

Нас совершенно не смущает, что в хоре нет девочек. На наши концерты во время гастролей часто приходит какая-нибудь девочка с мамой — после концерта все мальчики дружно к ней идут. И вообще к нам иногда в гости приезжают различные девичьи коллективы. Мы потом с этими девочками по мейлу переписываемся.

После хорового лагеря я во второй раз принимал участие в Международном конкурсе Елены Образцовой в Петербурге. Призового места не занял, стал дипломантом. То есть одним из 16, вышедших во второй тур. Изначально было около 70 участников из России, Белоруссии, Украины, Узбекистана, Грузии, Болгарии, США и Германии. Конкурс длился 10 дней, но я присутствовал на нем только четыре. То есть на жеребьевке, на первом и втором турах и на награждении. Слушал лишь тех, кто выступал в мои дни. Видел их ошибки, наблюдал за своими, сравнивал. В общем, подходил серьезно. Мама считает, что мне несправедливо не дали призового места, но я думаю, что жюри сделало правильный выбор. Я знаю, что мне не хватило артистизма. Образцова правильно сказала, что ей нужны не чисто спетые ноты, а артисты. У нас в России артистов действительно очень мало.

Если доживу до ноября, то схожу обязательно на конкурс Сергея Лейферкуса. На нем я уже занял второе место. Доживу до ноября — в смысле, если голос к этому времени у меня не начнет ломаться. Всего, начиная с детства, я принял участие в 8 конкурсах. Самые первые были сложными, потом привык. Я думаю, что совсем не боюсь сцены. Главное ведь на любом концерте — взять первую ноту. А дальше все пойдет само собой.

После конкурса я с родителями и младшим братиком уехал на дачу. Там мы провели первую неделю июля. С братом у меня очень хорошие отношения. Ему полтора года. Я, конечно, могу его помучить, но играючи. Потискать, сжать, ему это очень нравится. На даче я укладывал его спать и был для него мамой. Еще сорняки вырывал, землю копал. Мы первый раз на эту дачу выехали, там еще все неустроенно. Друзей у меня там тоже нет. Но мне особенно компания для развлечений не нужна. Я лучше возьму компьютер и буду тупо в него играть. В Workraft или еще во что-нибудь. Не люблю бродилки и мочилки.

Скоро мой голос начнет ломаться. Я переживаю, хотя и не так панически, как некоторые мои сверстники. Они боятся, что у них станет не такой красивый голос. Если у меня будет некрасивый, то, значит, я буду над ним работать. И он станет красивым. Пока мы записали часть моего второго диска с тем репертуаром, который я сейчас исполняю. Будем еще дозаписывать в августе. Родители хотят, чтобы сохранилось как можно больше профессиональных записей моего голоса до его ломки. Мой художественный руководитель хочет сделать тираж этого диска для продажи в Германии. А так у меня 9 гигабайт собственных записей: где-то гиг аудио и 8 гигов видео. Я их часто прослушиваю, учусь на своих ошибках.

Теперь я в лагере. Здесь все — от самых маленьких до тех, кому 17 лет. Я сейчас на втором посту, где те, кому от 12 до 14. А у меня есть знакомая девочка, она на месяц меня младше, а попала на четвертый пост для ребят от 14 до 16. Ей очень повезло, а мне нет. Потому что, если бы я был на четвертом посту, я бы имел право вести дискотеки. Очень бы хотел, поставил бы самую лучшую музыку. Четвертую «Пиратку», потом что-нибудь любителям Димы Билана, какие-нибудь медляки с «Титаника».

Дискотека — это еще место всеобщих свиданий. Я за одну неделю успел бросить девушку и снова к ней вернуться. На дискотеке можно посвящать песни каким-то парочкам, вот нам с ней посвящали. На весь зал крикнули: «Эта песня посвящается Кате и Никите». Я пошел, взял ее за руку, привел на танцпол, хотя она и отпихивалась, и мы начали танцевать. Потом мы с ней еще три раза танцевали. Потому что после первого медляка сразу дали второй. А потом я уговорил моего друга, чтобы он потанцевал с ее подругой. Мне с Катей тоже пришлось идти — их поддерживать, а потом снова дали еще один медляк. Кате, кстати, 13. Но мне для всех в лагере тоже 13. Я считаю так: если тебе больше, чем ровно 12 и шесть месяцев, — значит, тебе 13. А мне уже 12,8. Правда, мне всегда 13. Я в этом лагере уже третий год, мне здесь и в прошлом году было 13 лет, и в позапрошлом.

Какой я человек? Я сострадательный, наверное. Как-то зимой я увидел пьяного мужика, который свалился на землю прямо на моих глазах. Заставил маму вызвать «скорую». Мы сорок минут стояли на морозе вместе с коляской с маленьким братиком, пока она не приехала. Я никогда никого не ударю. Я часто задираюсь, практически все время. Я могу себя защитить. Но морду никогда не пытаюсь бить. Я пытаюсь все выяснить словами. Повторяю мамину мудрость о том, что человеку дан язык — специально чтобы им разговаривать.

Что будет со мной лет через пять-десять — не знаю. Я вижу в хоре ребят лет восемнадцати-двадцати, у некоторых из них хороший образ жизни, у некоторых — не очень. Я никогда не буду… вообще никогда… курить, как сейчас делают некоторые мальчики в хоре. Даже мои ровесники. И дело не в голосе. Просто не хочу. Это ведь страшная вещь, умереть можно быстро очень.

Я представляю, что, когда мне исполнится 18, ко мне придет добрый дядечка и скажет: «Споешь нам где-нибудь, ну, например, в La Scala?» А я отвечу ему: «Не знаю». И представлю расценки за свое выступление. Потом я все-таки спою, меня увидит много людей. Я стану известным оперным певцом. Именно оперным, а не эстрадным. Мне кажется, что эстрада — очень коварное дело. У эстрадников ведь безбашенный образ жизни, а я хочу жить спокойнее. И у них все на деньгах замешано, а талант не у всех есть. Вот Ростропович — он зарабатывал деньги за счет своего таланта, а не за счет того, что его кто-то раскрутил.

Я слушаю всякую зарубежную попсу и «Пиратскую станцию». Еще тащусь от «Кармины Бурано», от некоторых классических произведений. Тех, которые триумфальные, очень красивые, не заунывные. Я давал их слушать своим друзьям, им тоже нравится. Обожаю «Реквием» Моцарта, а из сольных произведений — «O sole mio» Капуа, «Влюб­ленного солдата» Каннио, арию Керубино Моцарта. Я меломан. И люблю электронную музыку. Некоторые говорят, что это антимузыка. Не думаю. Я могу в одном ухе слушать Моцарта, а в другом — какого-нибудь DJ Romeo. Мама не понимает, как я так могу: на концерте исполнять какую-нибудь классическую арию, а уже спустя десять минут надеть наушники с «Пиратской станцией».

Впервые на гастроли с хором я поехал в 9 лет — в Германию. Вырвался от родителей на целый месяц. Это было классно. Полная свобода действий. Хотя родители меня спокойно отпустили, они ведь знали, что я самостоятельный человек. Есть ведь дети, которые «никуда без мамы». Я вот к таким не отношусь. Мне очень понравилась атмосфера в  Германии, жизнь в семьях. Я уже чуть-чуть говорил по-немецки, так как учил язык в школе. Мы проехали по всей Германии, я разве что в Берлине пока не побывал.

Первый раз в школе меня спокойно отпустили, второй раз уже было сложнее, потому что я стал хуже учиться. А третий раз мама вообще меня не хотела отпускать из-за школы, но в итоге все-таки согласилась. С хором я побывал в Финляндии, Швеции, Германии, Швейцарии и во Франции. Конечно, расписание жизни во время гастролей у нас довольно тяжелое, но мне очень нравится. Иногда бывает по 4 концерта в день. Но это классно: нас постоянно кормят в перерывах, зрители подарки дарят, нас показывают по телевизору, в газетах о нас пишут, в этих газетах часто мои фотографии публикуются, поскольку я — солист. Еще в Германии на гастролях записываю каждый концерт, а затем его просматриваю, чтобы понять, что получилось, а что нет. Такое делают у нас только солисты. Солисту, наверное, лучше живется, чем обычному члену хора. Нам за выступ­ление дают хоровые деньги — где-то два с половиной евро за концерт. Потом в конце это суммируется. Иногда я деньги домой привозил, иногда тратил.

Еще в Германии мне очень нравится политика. В России ведь главное — страна, государство. А в Германии главное — человек.

Я политикой интересуюсь, особенно когда какие-то масштабные события происходят. Вот во время выборов президента я всем советовал голосовать за Жириновского. Потому что он очень смешной человек, очень позитивный, веселый. А если говорить о действующем президенте, то Медведев мне нравится больше, чем Путин. Мне кажется, он серьезнее. Даже такая мелочь была: когда шла инаугурация, Путин сам открыл себе дверь машины, а Медведев дождался, пока ему ее откроют. Это очень правильно, потому что люди должны уважать человека высшей должности. Не стоит быть излишне демократичным.